ЛЕЛА - БЕЛАЯ ДИВА
ВОЛЧЬЯ ХВАТКА - 3 (Сергей Алексеев)
ПЕРВОЕ ПОЯВЛЕНИЕ БЕЛОЙ ДИВЫ - ЛЕЛЫ
Поэтому он не увидел, а ощутил некое движение, в друг возникшее в пространстве терема. От глухой стены, примыкающей к скале, отделилось нечто лёгкое и плотное, как сгусток темноты, и бесшумно двинулось в сторону ложа.
Сначала показалось, он задремал с открытыми глазами и этот призрак ему грезится, однако в следующий миг Ражный явственно услышал летучий и ритмичный шелест. Так шелестят босые ноги об пол, если человек крадётся на цыпочках. Старуха подняться не могла, лестница так скрипела — мёртвого поднимешь. Да и что ей бродить по ночам? Квартиранта пугать?
Состояние было расслабленное и полусонное, дабы сосредоточить волю и воспарить летучей мышью, растрясать это блаженство не хотелось, и он умиротворил себя мыслью неожиданно поэтической: так могло подкрадываться только одиночество…
И тут же надменно усмехнулся над собой, как над поверженным противником. Бездомность и бродяжничество вселяли неведомое прежде и вредное поединщику, желание испытывать свои чувства, прислушиваться к их состоянию. Эдакое интеллигентское самокопание, тогда как сбитому с ног араксу следует мгновенно вскочить, утереть собственную кровь и, исполнившись яростью, броситься в бой. И пусть супостат жалеет потом, что пробудил ретивое сердце, и пусть потом его кровь, впитавшись в тело победителя, поднимет ратный дух. А не жжёт муками чувств и раскаяния, не распаляет воображения, не заливает ясный взор позорной для воина, неврастенической пеленой, требующей услуг психолога и длительной реабилитации.
Однако ночные приключения в чужом доме на этом не закончились. Едва он задремал, как явственно почуял невероятное: кто-то парил над ним нетопырём! Привыкший сам взирать на других сверху, он никогда не испытывал этого проникающего, душного и давящего чувства. И летучая эта тварь была куда проворнее и опаснее крылатой мышки! Она скорее напоминала ночную бесшумную сову с мягчайшим оперением, но впереди себя несла могучие, цепкие лапы с когтями, способными пробить толстую бычью шкуру или даже кость.
Он физически ощутил сочетание этой нежной мягкости и грозящей неотвратимой жёсткости, лежал словно под угрожающим многотонным грузом, готовым вот-вот обрушиться. Всё внимание теперь приковывалось к полёту этой безмолвной птицы, вызывая чувство крайней опасности, беспокойства.
Ражного кто-то рассматривал, кружа над ним и словно наслаждаясь тем, что владеет способностью парить и вызывать в сильном мужчине эти самые панические чувства. И чем дольше длилось кружение, тем сильнее сковывались сухие и мокрые жилы: вот почему так не любили соперники, когда он сам взмывал всего-то нетопырём!
Вячеслав приподнялся, совершенно не понимая, как следует защищаться, и глухо спросил темноту:
— Ты кто?
А в голове сначала пронеслась шальная мысль, что это дух покойного вотчинника Булыги, которую он тут же и отверг, ибо всё-таки не страдал неврастенией, чтобы в такое поверить. Потом подумал о его вдове, и это показалось правдоподобным. Но чтобы воспарить сильным ночным хищником и давить с такой мощью, надо находиться в непосредственной близости, в нескольких шагах или вообще рядом, но старуха по лестнице не поднималась. В любом случае тот, кто сейчас витал над головой, был, несомненно, женщиной, ибо только в ней могло существовать это невероятное сочетание мягкости и жёсткости, способности рожать и убивать. И если он сам мысленно взмывал над соперником лишь для того, чтобы увидеть уязвимые места либо взять незримый след, то эта женщина попросту находилась в состоянии Правила! И витала в воздухе не мыслью — сама парила под тёмным потолком!
У Ражного начало срываться дыхание, как бывает от сверх напряжения, вдруг заныла старая рана в боку и та незначительная, оставленная медной пуговицей. В глазах поплыли красные круги, при этом лицо раздавливало, как от перегрузки на боевом истребителе. И ещё было чувство, будто ему повязали тонкую, но суровую нить, стягивающую голову по бровным дугам и ушам.
Но в следующий миг всё прекратилось, словно незримый могучий соперник выпустил его из объятий. Вячеслав раздышался, словно на ристалище, получив в кулачном зачине удар под дых, и в тот же миг услышал удаляющийся шорох босых ступней. Потом что-то негромко хлопнуло, будто притянутая вакуумом крышка, и всё стихло.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 10
ПРИХОД БЕЛОЙ ДИВЫ - ЛЕЛЫ
Но ведь откуда-то явилась ночная тень, гуляющая по светлице на цыпочках? Кто-то давил его грозным совиным взором, угрожал когтями. Не призрак же усопшего вотчинника…
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 10
ПРОИСКИ БЕЛОЙ ДИВЫ - ЛЕЛЫ
Ражный встал и тут же сел, вспомнив, что голый, а там, внизу, в глубоком, врезанном в камень русле, вдруг словно рыба плеснула, нарушив мерный шум речки. Вячеслав попытался сам взять след и, сначала расслабившись, отпустил на волю нетопыря. Однако послушная всегда и чуткая летучая мышь испуганно забилась где-то у затылка, не в силах оторваться. Пространство впереди оказалось непроглядным, серыми ещё разлинованным зигзагообразными сполохами — ни единого цветного знака! Причём сразу же заломило виски и вновь проявилась нить, стягивающая голову.
Такого ещё не бывало! Всякий человек или любое теплокровное существо непременно оставляло за собой шлейф, напоминающий тепловой инверсионный след, долгое время не таявший в воздухе. И по нему, как по компасу, можно бежать хоть сутками, ориентируясь по степени яркости и цветному наполнению. Подобным зрением обладали дети, но до той поры, пока не зарастёт родничок, волки и охотничьи собаки, произошедшие от волков, а так же лисы, шакалы, дикие коты и некоторые хищники кошачьей породы. Все те, кто способен был добывать пищу засадной ловлей или долгим преследованием добычи.
Тут же нетопырь словно был ослеплён яркими лучами солнца и завис вниз головой, вцепившись когтями в затылок. Ражный попытался отвлечься, по— волчьи встряхнулся всем телом, разгоняя кровь по телу, и снова мысленно отворил давно заросшее темя, как отворяют клетку с птицей.
На сей раз летучая мышь даже крылами не забила — так плотно было перекрыто пространство над головой. Он вспомнил полёт совы, давящие боли и удушье и не догадался, а почувствовал, что напрочь лишился своей коронной способности парить нетопырём и видеть мир в иной его ипостаси.
То, что не отняли в Сиром, что не поделили на число насельников печального урочища, в одну минуту изъяли в благодатном Дивьем, причём без всякой борьбы и условий.
Открытие было внезапным и ошеломляющим, как удар соперника, овладевшего верчением «волчка» в сече. Только безболезненным, если не считать мерный и тягучий звон в ушах. Ражный вскочил и побежал вниз, прыгая через ступеньку и наливаясь пружинистой, горячей силой.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 10
ВЗГЛЯД ЛЕЛЫ - БЕЛОЙ ДИВЫ
Он потоптался на краю поля и, натягивая ботинки, вдруг ощутил спиной чей-то пристальный взгляд. И на мгновение замер, после чего сделал стремительный кувырок вперёд, эдакий боевой разворот, однако в дубраве никого не было и даже тень не мелькнула между чёрных стволов. Разве что одинокий ворон, безбоязненно сидя на голом нижнем суку, смотрел неподвижными круглыми пуговицами блестящих глаз. Но Ражный на сей раз чуял не птичий взор — человеческий, причём светлый, голубоглазый, и с этим же ощущением он возвращался назад, едва сдерживаясь, чтобы не оглянуться.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 10
ВСТРЕЧА С ЛЕЛОЙ (БЕЛОЙ ДИВОЙ)
Скромные гостьи не усидели, бросились ей помогать, раскладывали закуски в плошки и блюда. А смуглянка как-то уж очень привычно для городской особы взялась настрагивать высушенную в кость кабанятину: орудовала ножом, словно всю жизнь управлялась с деревянным вяленым мясом. За делом все они слегка расслабились, однако всё ещё прятали свои взоры, ни разу не взглянув в сторону безучастного Ражного.
Две светленькие девушки, одинаково гладко зачёсанные и неброско одетые, явно чтобы сгладить, пригасить природную красоту, скорее всего, были сёстрами. Кроме внешнего сходства и одежды, очень легко понимали друг друга, только были заторможенными, стеснённые непривычной обстановкой, и от этого скупыми в движениях. Третья же, смуглая и с пронзительно-голубым светом глаз, в облегающем замшевом костюмчике, держалась слегка на особицу, излишне много двигалась, словно демонстрируя гимнастическую гибкость женственной фигуры.
В последнюю очередь старуха выставила бутыль с молодым вином и торжественно вынула из шкафа настоящие серебряные кубки.
Похоже, молва среди поединщиков существовала не зря: брачной конторой вотчину Булыги назвать было трудно, однако девиц сюда привезли на смотрины, а не длят ого, чтобы давить виноград. Все три явно принадлежали к родам вольных араксов — узнаваемость крылась в особом воспитании: внешне вполне современные, окажись в толпе на улице, не отличишь, они при этом несли на себе печать целомудрия и неискушённости, тщательно скрываемых и заметных лишь опытному глазу. Они умели таить в себе бурю чувств, которая наверняка их одолевала; они были научены смотреть и видеть всё, не поднимая век, — особое, древнее искусство славянок.
И они же знали обычай Сергиева воинства: коль в отрочестве ещё небыли обручены, то непременно настанет день, когда их всех вместе или каждую в отдельности явят тому, кто станет суженым. Точнее, наоборот, покажут холостого вольного аракса, сорокалетнего отрока, сыгравшего Пир Свадебный, но по каким-либо причинам оставшегося без невесты. Выбор в таком случае совершает вовсе не он, поскольку смотрины обоюдные, скорее дева. Это в её власти бросить будто бы случайный манящий взор, от которого зажжётся огонь в яром сердце. Если же придётся не по нраву, то и глаз не поднимет, и это будет красноречивее всяких слов.
Судя по всему, сёстры в Дивье урочище приехали впервые и эти смотрины у них тоже первые, поскольку вотчинница даже имена перепутала, хотя сделать это было мудрено. Сестёр звали Арина и Ульяна, а смуглую именем редким и вычурным — Лела. И сразу стало ясно, что она тут не впервой, давно знакома с вотчинницей и что невесты на выданье знают друг друга, ибо они все дружно рассмеялись, таким образом впервые проявив искренние чувства.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 12
ВЫЛАЗКА И МЕСТЬ ЛЕЛЫ
Во втором часу ночи он услышал в сундуке эдакий мышиный шорох, после чего внутри возникло некое движение и звук отпираемой задвижки. Он не стал ждать, когда отворят крышку, — откинул её сам, нырнул руками внутрь и пожалел, что выключил электростанцию, а фонарика в доме не нашёл. Схватить незваную гостью удалось, но только правой рукой и за какую-то тягучую одежду. Левая скользила, хотя он успел дважды сделать хватку, и потому вытащить добычу из сундука не успел. Встречный рывок был настолько мощным и стремительным, что в руке остался клок. Отбросив его в сторону, он сунулся внутрь и перехватил только крышку люка, которую с силой пытались закрыть. Однако Ражный оказался в выгодном положении, поскольку был сверху, упирался ногами и тянул на себя двумя руками. И всё равно пришлось напрячься, чтобы не дать затворить вход. Супротивник сдался, отпустил крышку, после чего послышался шорох, что-то глухо стукнуло, и наступила тишина.
Ражный выждал несколько минут, сбегал вниз и запустил электростанцию. Сундук был пустой и служил прикрытием потайного хода из светлицы. Люк оказался размером в половину дна, причём крышка толстая и обитая с обеих сторон войлоком. За ней был достаточно широкий лаз, уходящий под стену дома и дальше — в скалу. Оттуда дышало холодом подземелья.
Света не хватало, чтобы заглянуть вглубь, поэтому Вячеслав спустился головой вперёд и пополз наощупь по дощатой трубе. Через три метра руки наткнулись сначала на шероховатый камень, затем на массивную железную дверцу, запертую снаружи. Но и с этой стороны был засов! Могучий, кованый и открытый, смазанный маслом, затвор ходил по направляющим почти бесшумно. Возникло желание затворить его. Однако Ражный не стал запирать, оставляя возможность прийти ещё раз.
Он выбрался из подземелья, сел на край сундука и только сейчас увидел клок вырванной одежды. Гостья была обряжена в змеиную шкуру! По крайней мере, так показалось вначале: сверху мелко чешуйчатая, серо-синяя, со стальным отливом, как кольчуга, а изнутри почти белая и плотная. Однако при этом кожа была настолько эластичной, что тянулась во все стороны, словно резина. И только под лампочкой рассмотрели догадался — рыбья! Натуральная, с мягчайшей мездровой стороной, от какой-то очень крупной и редкостной рыбы. Возможно, белуги, но особой выделки, придающей мягкость и прочность одновременно.
И самое главное, клок этот выразительно пах лавандой. В руках Ражного оказалось свидетельство вполне плотского существования призрака. Вчера ночью по светлице ступала на цыпочках русалка в рыбьей чешуе! Она же парилась в бане, плескалась в речке, и она же летала совой! Причём эта ласковая на ощупь птица в самом деле оказалась невероятно мощной, как её хищные лапы, ибо не он сделал хватку и вырвал клок крепчайшей кожи; она сама вырывалась так, что оставила в руке часть своей одежды!
И хоть бы напряглась или обозначила рывок голосом, дыханием…
Вячеслав свернул добычу, спрятал в нагрудный карман, потом закрыл сундук на замки и выключил электростанцию. Он испытывал некое замешательство и одновременно торжество исполненной мести — за полёты совы у себя над головой, за запертого, связанного незримой нитью нетопыря под теменем. За спущенный банный жар и сожжённую в печи цивильную одежду! Мести, конечно, не равнозначной, мелкой, больше символической: вот если бы удалось выволочь эту русалку на свет, взглянуть на неё в живую и спросить, что нужно, чем не угодил, вот тогда была бы чистая победа.
Он снова лёг на сундук, некоторое время прислушивался, будучи уверенным, что русалка после такой встречи не захочет ещё раз клюнуть, пробраться в светлицу, и так незаметно уснул.
А она всё же вынырнула из своих подземелий, только уже с другой стороны, и отомстила с неожиданным коварством. Когда утром Ражный спустился вниз, чтобы сходить в туалет — всё благоустройство у вдовы состояло из деревянного сортира на улице, — входная дверь оказалась запертой снаружи. Причём так, будто её подпёрли чем-то тяжелым и незыблемым. Выбраться сквозь окно-бойницу нечего было и думать, тем паче ни одна рама никогда не вынималась. Выход на волю оставался один — через дверь на гульбище в светлице. Однако и её открыть удалось не сразу, самодельные затворы приржавели и поддались, когда он снял со стены боевой топор с клевцом на обушке. Этим клевцом и подцепил неуловимый пальцами шпингалет.
До земли было метров шесть, однако прыгать на камни с переполненным мочевым пузырем он не рискнул и, по-воровски озираясь, стал справлять нужду. И в тот же миг услышал смех, заливистый, ехидный, чем-то напоминающий смех вдовы, только юный. Русалка пряталась где-то у края виноградника, скорее всего, за пирамидой кольев, заготовленных для шпалер. Спрыгнув с гульбища, Ражный бросился к этому месту и никого не обнаружил, но когда оглянулся на дом, в первый момент слегка оторопел.
Входная дверь оказалась подпёртой угловатым, замшелым камнем весом эдак тонны в полторы, недавно вывернутым из земли и ещё не обсохшим.
Подобные глыбы лежали в основании уступов на винограднике, устроенных по южному склону, в фундаменте самого дома и за останцем. Ночью, когда русалка вырвалась в сундуке, оставив в руках клок своей рыбьей кожи, он хоть и отметил её силу, но как-то по достоинству не оценил. А сейчас узрел её явную демонстрацию, при чём Ражный был уверен, что за ним сейчас наблюдают и ждут действий. Медлить было нельзя, ибо он ощутил состояние некоего завязавшегося поединка, и следовало отвечать, особенно не раздумывая.
Он взбежал на крыльцо и тут ещё раз мысленно восхитился соперником: к таким камням приковывали в Сиром урочище буйных араксов, чтобы не сбежали. Конечно, впечатлить эту рыбину можно было единственным— поднять глыбу и пустить по воздуху куда подальше или, на худой случай, взвалить на плечи, отнести и положить там, где она век лежала. Судя последам, камень сюда прикатили из-за останца, на земле остались глубокие вмятины от его острых граней. Однако Ражный к таким подвигам не был готов, сходу войти в состояние Правила, да ещё в малознакомом месте, не получилось бы, поэтому он на миг затаил дыхание и доказал, что не зря носит своё прозвище, давно превратившееся в фамилию. Одним коротким рывком, будто походя, чуть приподнял глыбу и пустил её вниз по пологому склону гребня, на котором стоял дом. Краем глаза успел проследить, что камень протаранил хлипкий дувал и покатился к речке. Рывком открыл дверь, вошёл в дом и только здесь начал дышать.
Ждать ответного действия можно было в любую минуту, причём самого неожиданного — незримый соперник отличался изобретательностью и, похоже, только входил во вкус. Около часа Ражный на улице не появлялся, стараясь предугадать его следующий шаг, и когда вышел, увидел, что русалка приступила к своим прямым обязанностям: из железной трубы над сараем шёл дым.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 12
ВТОРАЯ МЕСТЬ ЛЕЛЫ
С этими мыслями он спустился к Араксу возле бани, по деревянным ступеням, разделся на ходу и прыгнул в омут. Ледяная вода ожгла тело и показалась горячей, как забраживающий виноградный сок. Речка была мелкой, всего по грудь, даже в подпруженном камнями омуте, однако казалась глубокой, ибо, нырнув, он погружался в непроглядный мрак, хотя солнце было в зимнем зените.
Холод снял колдовские чары обряда, вытряхнул всё лишнее, порождённое теплом, негой и хмелем. Только ощущение стягивающей шёлковой нити на голове исчезло, и всё равно когда он вышел на каменистый берег, не чувствовал своего тела, словно в состоянии Правила. Однако в тот же час приземлился, испытав тяжесть: его одежды на лестнице не было, в том числе и ботинок!
Мало того, что русалка спалила цивильную одежду, теперь утащила и казённую, армейский камуфляж, всё, вплоть до кальсон, поскольку купался он голым. Ражный расценил это как мстительную шутку, примерно такую же, как с камнем, только на сей раз оказался в более глупом, непотребном состоянии. Он вовсе не опасался предстать перед ней в чём мать родила, но вот невесты в сарае приняли бы его за маньяка, о которых наслышались, живя в миру. В любом случае перед целомудренными девами он бы оказался смешными беззащитным, как перед рассыпавшейся бочкой.
— Выйди, покажись, — негромко позвал он. — Ты же сейчас видишь меня, русалка?
И осёкся, вспомнив, что вместе с одеждой пропало и материальное свидетельство существования призрака — клок рыбьей кожи. Получалось, говорил сам с собой…
— Ладно, сочтёмся, — пообещал Ражный и побежал по ступеням вверх.
В предбаннике он увидел три полотенца, развешанные на верёвке, наугад сорвал одно, обвязался и в обход, по склону гребня направился к дому. Хорошо, что в сарае не было окон, незамеченным проскользнул на крыльцо и только распахнул дверь, как нос к носу столкнулся с вотчинницей. Та отпрянула и будто бы с удивлённым возмущением спросила:
— Это что за явление Христа народу? Более всего не хотелось объясняться со старухой, но тут уже участи такой было не миновать.
— Дай какой-нибудь одежды, — сдержанно попросил он.
— А куда свою дел?
Она прекрасно знала о шутках своего «истопника», возможно, даже руководила его действиями и сейчас талантливо изображала недоумение. Наверняка ей уже было известно, что вольный аракс бродит голым по урочищу, потому и прибежала из сарая, оставив девиц в чане, чего не делала полдня.
— Не дашь, так пойду, — пригрозил он. — И устрою смотрины.
— Духу не хватит! Ражный повернулся, вышел на крыльцо и сбежал по ступеням. До сарая было шагов двадцать.
— Стой! — запоздало и приглушённо выкрикнула вдова. — С ума сошёл!.. Они же невинные… Иди сюда! На вас не напасёшься…
И отомкнула дверь кладовой. Сразу стало понятно, почему тут висел замок: в тесном и узком помещении, будто в армейской каптёрке, висел солдатский камуфляж — можно было одеть и экипировать взвод. А отдельно, на полках, хранился запас продуктов, тоже явно из армейских складов.
— Сам ищи, что подойдёт. — Вдова осталась за дверью, но продолжала считывать его мысли. — Всё у пограничников купила, за вино. Прапорщик один приносит. А что мне делать, если боярин денег не шлёт на содержание? Вас же кормить надо… Нет, в самом деле, ты куда одежду дел?
— Украли! — отозвался он с вызовом.
— Кто?..
— Это я у тебя хотел спросить!
Старуха помолчала, верно придумывая отговорку.
— Военную форму могли и бандиты стащить, — предположила. — Незаконные вооружённые формирования. Бывает, забредают зимой…
— В рыбьей коже? — ехидно спросил Ражный. — Или змеиной?
— Нет, они сухопутные, — серьёзно заметила вдова. — И больше головы бритые, но с бородами… Чего бродят? Чего добиваются?
Ражный стал выбирать всё, начиная с кальсон, и сразу же на себя натягивать. И оделся уже наполовину, когда вотчинница подала голос, только уже совсем другой, разочарованный, как у неудачливой свахи:
— Неужели никто не приглянулся? Не царапнул сердце?.. Лела вон как на тебя смотрит. Да и Арина… Ульяну и ту зацепил. Между прочим, сёстры мне родные племянницы!
Вячеслав вспомнил, как она перепутала их имена, усомнился про себя и вслух сказал:
— Что-то я не заметил…
— Как смотрят, не заметил?
— Ну да… Они и глаз не поднимают, скромные такие, стыдливые…
— Потому что слепой! Один знак, и любая твоя. Кстати, ты вон даже полотенце Лелы взял в бане! Судьба!..
— Она какого рода?
— Что тебе род? — голос старухи стал насторожённым. — Роды старики выбирают, когда малых отроковиц обручают. А любовь рода не ищет.
Она подождала ответа, однако Ражный молчал, перебирая куртки — то рукава коротки, то пуговицы не застёгиваются.
— Из рода Матеры Лела, — после паузы продолжала вдова. — Потому смугленькая, на персиянку похожа… Знаешь, откуда род произошёл?
— Знаю, — буркнул он и через некоторое время добавил: — Только не похожа. У девиц ловчего рода руки жёсткие, как у кузнецов.
— Гляжу, ты уже специалист по девичьим ручкам, — язвительно вымолвила вдова. — Ох, приглядись, Ражный! Жалеть станешь потом, в глазах стоять будет… Ты мне только знак подай, я племянниц быстро спроважу. Они ещё совсем юные, а Лелу пора выдавать. Третий раз приезжает виноград давить. Нет, что я говорю? Четвёртый! И вино не портится, а всё никак не выберет…
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 12
ЛЕЛА - БЕЛАЯ ДИВА
Между тем Лела из рода Матеры ничуть Дивам не уступала во вездесущности и с каждым днём смелела, забывала о девичьих правилах приличия. Она уже откровенно взирала на жениха или, стараясь привлечь к себе внимание, громко смеялась, и, когда вдовы не было, танцевала по колено в забраживающем соке. Нечто среднее между индийскими телодвижениями и восточным танцем живота, при этом превращая подол русского сарафана в скромный платочек на голове. Будто бы для себя и для всеобщей забавы, от хмельного восторга радости жизни. Получалось потешно, девицы искренне смеялись, однако под желанием развеселить скрывалось ещё одно — увлечь жениха откровенной эротикой, ибо отвернуться и не смотреть на это, хотя бы краем глаза, было невозможно. Танцевальные представления продолжались время от времени весь день, тем паче вдова всё чаще уходила то готовить обед, то по каким-то иным, вдруг возникшим делам, позволяя Леле всласть подурачиться.
Однако ещё одно иезуитское старухино испытание проводилось ранним утром и поздним вечером. На вид оно происходило безвинно, по крайней мере, без вычурных полуобнажённых танцев, но Ражный вынужденно оказывался с Лелой один на один. Сёстрам тётка Николая этой важной процедуры не доверяла: до завтрака и после ужина, перед сном, надо было вдвоём пойти с ней в сарай на встряску — так назывался процесс оживления брожения. Из каждой бочки следовало вынуть пробку со шлангом водного затвора, забить настоящую, после чего несколько раз перевернуть с ног на голову, покатать, чтоб взмутить содержимое, затем опять привести в исходное состояние. И замереть на несколько минут, пока Лела, приникнув ухом, слушает голос брожения, а потом осторожно, как духи, нюхает запах, исходящий из водного затвора.
Что она там слышит и чувствует, было непонятно. Ражный сам несколько раз слушал и нюхал, стоял на коленях у бочки и ничего особенного не услышал и не учуял, кроме бульканья водного затвора да некоего лёгкого, ритмичного шума, не исключено, крови в ушах. Потому что в памяти возникала картина танцующей Лелы, красный шипящий сок, голубой свет её глаз, а в реальности она была рядом, доступная и притягательная. Иногда она полушёпотом, одними губами произносила влекущее, заманчивое слово:
— Созрела… И записывала номер. Потом такую бочку следовало аккуратно, на ободке, укатить, или лучше, подняв на руки, снести в холодный винный погреб, где вино уже дображивало окончательно. Нельзя было пропустить некоего критического мгновения, передержать сок в тепле и нарушить неведомый процесс созревания. Несколько раз он порывался спросить, как Лела это определяет, однако опасался, что разговор полушёпотом, да ещё лицом к лицу в полуосвещённом уединённом месте, может сорвать всякую защиту. Однажды она попыталась это сделать, приблизилась вплотную, поднесла себя так близко, что чуть-чуть только не началось пенное брожение. Точнее, ядерное горение, как между двумя критическими массами.
— Этот миг может почувствовать только женщина, — прошептала она слипающимися от сладости губами. — Миг созревания…
При этом была настолько манящей и притягательной, что мутилось сознание и в голове тлела единственная, но поглощающая разум мысль, что перед ним сейчас стоит сама Белая Дива. Только в ином образе.
— А ты откуда всё это знаешь? — с раздражённым вызовом спросил он, чтобы отогнать цепенящие разум чувства. — Ты что, винодел? Специалист?
— Не первый раз виноград давлю, — призналась Лела и положила ему пылающую ладонь на солнечное сплетение. Кажется, её обучали в семье не только девичьей скромности, но ещё и искусству обольщения, причём на тонком уровне. А может, и не обучали: из неё сама по себе, будто раскалённая лава, бесшумно изливалась сверкающая, огненная женская природа, густо замешенная на бабьей тоске грядущего одиночества. По крайней мере, так показалось ему в тот миг. Она словно звала, шептала, почти срываясь в крик, — посмотри, как я свежа, прекрасна и желанна! Я — богиня! Выбери меня, возьми меня! Я выбродила, созрела, наливай же полную чашу и пей!
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 14
ЛЕЛА ПРОВОЦИРУЕТ В ПОСТЕЛИ РАЖНОГО
Ступать в деревянных от времени ботинках бесшумно оказалось не возможно, снимать же некогда. Поэтому он включил фонарик и осветил пространство покоев. И увидел на ложе, под одеялом, неподвижные очертания женского тела, укрытого с головой. Увидели сразу же не поверил собственной мысли: не могла Дива прийти в светлицу и просто так лечь в его постель! Нереально, невозможно ни при каких обстоятельствах…
Не выключая света, он приблизился на цыпочках и отвернул край одеяла: на леопардовой шкуре лежала смуглая, с бронзовым отливом летнего загара Лела. Даже обнажённая грудь была золотистой, словно два крупных, перезревших персика.
— Это я, — шёпотом сказала она. — Ты ждал другую? Но пришла я. Другая тебя не выбрала.
Ражный скинул шинель и сел на пол рядом с ложем, погасив фонарь. Её нежная на вид, узкая рука приподнялась, легла на голову, и он ощутил силу по— птичьи когтистых, проникающих в волосы пальцев.
— Ты мой. Я хочу тебя.
Он попытался высвободить голову, но рука уже намертво захватила добычу. И это уже была не Лела, не её нежная и трепетная ручка…
— Ступай к себе, — холодно отозвался он.
— Я знаю, ты ищешь Белую Диву, — вдруг произнесла Лела. — Поэтому уходишь по ночам… Но её нет! Это сказки, народные легенды, местный фольклор. Я слышу его уже несколько лет. Все ищут Див, но никто не встречал, не видел. Все ждут любви, а её нет! Не бывает. Обман, иллюзии, кажущаяся реальность… Есть эротическое притяжение полов, врождённое стремление к продлению рода. Совпадение желаний мужчины и женщины обладать друг другом. Есть просто секс! Я хочу тебя, а ты — меня. Есть желание наслаждаться близостью. И рожать детей. Больше ничего нет, Ражный!
— Уходи, — попросил он, ничего не объясняя.
Она медленно ослабила руку, и перестали потрескивать корни волос. Ещё через минуту тишины пальцы её стали ласковыми, щекочущими, но голос надломился.
— Больше не хочу приезжать каждый год и давить проклятый виноград. Ненавижу вино, вдову, смотрины, несчастных девиц. Презираю этот дом и горы… И очень хочу, чтобы вино у тётки превратилось в уксус. Давай его испортим с тобой, Ражный? Ты больше никогда меня не увидишь. Ничего не бойся, все спят. Я такие чары напустила…
Вячеслав уклонился от манящей руки.
— Спокойной ночи, — ушёл и лёг на музейный сундук, укрывшись шинелью.
Ещё целую долгую, звенящую минуту Лела была неподвижной, затем послышался шорох какой-то одежды, и показалось, в полном мраке, словно звёзды, засветились её голубые глаза.
— Благодарю тебя, — прошелестел её дрожащий шёпот. — За веру. Буду давить виноград. И слушать голос брожения…
Она ушла на цыпочках, как ходила по светлице Дива, и даже скрипучая лестница под её легкими, невесомыми ногами не скрипнула.
Утром Ражный вычесал из головы горсть вырванных с корнем волос. Нежная ручка Лелы умела превращаться в руку аракса, владеющего тайной волчьей хватки.
Сергей Алексеев. Волчья хватка. Книга 3. Гл. 14